Райерсон покачала головой:

– Я не знаю.

– Это была ложь. Это были игры. «Возвращайся в свою комнату», – говорила я ему. Иногда он слушался. А иногда продолжал стоять там. Я бы разбудила Денниса, но тот все равно бы не знал, что делать. К тому времени он вроде как… не знаю… боялся, что ли, Кипа. Они оба менялись рядом со мной, жили под одной крышей, но становились… другими. Это как в том фильме, где пришельцы подменяли реальных людей их злобными копиями.

Именно в эту секунду Гвен Робиан словно вспомнила, что на столике перед ней стоял коктейль. С той же жуткой улыбкой клоуна на лице она схватила стакан с кубиками льда и так быстро поднесла ко рту, что немного водки с тоником плеснуло на костяшки ее пальцев и забрызгало ковер. Райерсон услышала, как зубы со звоном бились о стекло. Когда Гвендолин поставила напиток обратно, ее рука дрожала.

– А бывали ночи, когда он просто стоял в ногах кровати и не произносил ни слова. Даже когда я замечала его и что-то говорила, он ни слова не произносил. Помню, однажды ночью я проснулась и увидела его над собой, а на его голову было надето чучело овечьей головы, точно маска, или головной убор, или что-то такое.

– Э-э… что?

– Голова дикой овцы. Одной из тех, что они с отцом подстрелили на охоте. Ее повесили на стену, но Кип снял и той ночью носил на голове. Как маску. А к концу носил ее все чаще и чаще.

Райерсон вдруг стало очень холодно.

– Еще он начал обижать людей, – продолжила Гвен, – детей в школе. Дрался с ними без всякой причины. Даже с теми, кто был старше и больше, даже если мог сам пострадать в драке. Он просто хотел причинить им боль. И смеялся над этим. Все время смеялся над этим.

Глаза миссис Робиан потускнели. Джилл протянула руку и коснулась колена женщины:

– Все в порядке.

– У нас случились кое-какие проблемы, – произнесла Гвен. – Там дальше по дороге жила одна семья. Пеки. Эллисон Пек была на несколько лет младше Кипа. В детстве они играли вместе. Когда подросли, Кип вел себя с этой девочкой как старший брат. Она была… она была немного заторможенной, – женщина похлопала себя по виску дрожащей ладонью. – Однажды вечером ее родители пришли к нам домой. Мама Эллисон плакала. А отец был так зол, что его лицо покраснело, как помидор. Они сказали… они сказали, Эллисон призналась, что Кип… что он…

Она сделала в воздухе неопределенный жест, который и ничего не объяснял, и объяснял все сразу. Райерсон кивнула.

– Кип это отрицал. Мы вступились за нашего сына. Эллисон была умственно неполноценной, понимаете? Мы думали, что она, вероятно, неправильно поняла то, что произошло. Такое было возможно. Мы кое-как сумели убедить Пеков. Они ушли домой. Но как только дверь закрылась, Кип рассмеялся. Захохотал, как сумасшедший, напугал меня. И Денниса тоже, но он еще и разозлился. Ударил Кипа по лицу. Просто чтобы тот перестал смеяться. И он перестал. Но потом что-то изменилось в его глазах, он бросился на Денниса и принялся царапать, словно какое-то дикое животное. Кусал. Рвал. Я стукнула Кипа по спине, чтобы оторвать от мужа. Когда он остановился, то стоял задыхаясь, точно собака. Так сильно укусил Денниса за руку, что все губы у него были в крови. А когда посмотрел на меня, то улыбнулся. И по штанам начало расползаться темное пятно. Он обмочился от волнения, – Гвен Робиан схватила свой стакан обеими руками и осушила в три глотка. – Той ночью я проснулась и снова увидела его у изножья нашей кровати. Он стоял совершенно голый… и… – женщина тряхнула головой, отгоняя этот образ, ее глаза оставались все такими же потухшими, но слезы еще не пролились. – Знаете, Джилл, что он сказал мне? Стоя там, в темноте, знаете, что он сказал?

– Что?

– Он сказал: «А здорово мы их, мама?» Он имел в виду Пеков – то, что мы обманули родителей, а он и в самом деле что-то ужасное сделал с их дочерью. «А здорово мы их, мама?»

Несколько секунд в комнате был слышен только телевизор.

– Прошло почти десять лет, мисс Райерсон, и я должна вам кое в чем признаться.

– Хорошо.

– Примерно через неделю после того скандала с Пеками Эллисон исчезла. Не вернулась домой из школы. Полицейские опросили всех соседей, но никто ничего не знал. Видимо, оглушенные горем Пеки так и не связали это с тем, в чем их дочь обвинила Кипа, потому что в наш дом с вопросами они больше не приходили. Но, знаете, мы с Деннисом все поняли. Не потому, что у нас были веские улики. – Лишь Кип и его поведение. Когда полицейские пришли к нам и спросили, нет ли у нас информации, которая может помочь им в поисках Эллисон, Кип оставался в своей комнате. Как только полицейские ушли, я поднялась наверх и застала его сидящим на краю кровати. Он скрывал лицо под головой той самой овцы, повернулся и посмотрел на меня. Я знала, что он не может видеть сквозь эту штуку, но в то же время понимала, что он все видит. «Что ты сделал?» – спросила я. Несколько долгих минут голова овцы просто пялилась на меня. Мне стало нехорошо в его комнате. «Я знаю, что ты что-то сделал с девочкой». А он лишь рассмеялся – насмешливо и резко, хотя чучело на голове приглушало звук. И… и потом он медленно перекувыркнулся на кровати, его ноги не поднялись над головой. Он отполз назад, уперся спиной в изголовье кровати, а голова овцы стукнулась об стену. А потом он просто… он взобрался на стену. Полез по ней, как паук, и висел там, хохоча под маской овцы, его руки и ноги упирались в стену, его тело просто… просто висело.

Райерсон открыла рот, но не проронила ни слова.

– Понимаю, как это звучит, – торопливо сказала Гвен, пот проступил над ее верхней губой. – Я никогда не говорила об этом прежде, даже с Деннисом. Я… я просто с криком выбежала из комнаты. А он… он… остался там висеть. И я ничего не сказала полицейским. Ничего о том, что, наверное, это Кип что-то сделал с несчастной девочкой. Ее так и не нашли, мисс Райерсон, и ее бедные родители так и не узнали, что с ней стало. Потому что мне было страшно. Мне было очень страшно. Но мы с Деннисом все знали. Звучит ужасно, правда? Мы знали и были слишком напуганы, чтобы что-нибудь сказать.

Снаружи залаял пес, и сердце Райерсон пропустило один удар.

– Через два дня Деннис рассказал мне, что произошло во время той поездки на охоту, – продолжила Гвен. – Они углубились в лес и первую ночь, как обычно, спали в палатке. Но посреди ночи что-то разбудило Денниса, он оглянулся, Кипа рядом не было. Муж вылез из палатки и увидел Кипа, прильнувшего к земле среди деревьев и уставившегося в темноту. Он снял с себя всю одежду и сидел там, дрожащий и голый. Деннис подошел к нему и тряхнул, но Кип не ответил. Как будто был в каком-то трансе. Деннис сказал, что на спине сына был большой красный след от руки, как будто его кто-то ударил. Когда муж наклонился, чтобы заглянуть мальчику в лицо, то увидел синяки на шее, словно того душили. Он увел Кипа обратно в палатку, накрыл, затем вернулся наружу с ружьем. Была середина ночи. Он ничего не видел, но слышал, как что-то двигалось вокруг их лагеря, прямо за деревьями. Заметил какую-то фигуру за палаткой. Пошел в ту сторону и в свете фонаря разглядел человека, стоявшего в нескольких метрах в тени деревьев. Деннис поднял ружье и окликнул человека, но тот не ответил – просто стоял. И вдруг бросился на него. Помчал на Денниса прямо из-за деревьев. Муж нажал курок и выстрелил. Но потом… когда человек рухнул на землю, Дэннис увидел, что это вовсе и не человек. А дикая овца. Тварь, которая бросилась на него сквозь лес, была всего лишь овцой. Он убедил себя, что это была игра света и теней, плюс его собственное волнение, – что это никогда не было человеком. Тем не менее, он сказал, что мельком заметил лицо человека, когда тот побежал из-за деревьев, и лицо это…